В некотором государстве жил-был добрый король. Однажды в студёный зимний вечер, когда метель заносила глаза и ветер наметал сугробы, он увидел на дороге замерзающею нищего. У него сжалось сердце, и, не задумываясь, он снял свою тёплую мантию и завернул в неё несчастного. "Идём, — сказал он ему, поднимая его на ноги, — в моей стране найдётся и для тебя любящее сердце”...

Так проявляется сострадание в человеческой душе, — часто неожиданно, но захватывающе и властно. Не произносится никаких лишних слов, никакой жалости. В сознании нет ни суждений, ни формул. В бессловесной тишине сострадание овладевает нашим сердцем и нашей волею. Её появление можно сравнить с подземным толчком, в котором выступает всегда присутствующая, но сокровенная сила. А слова и мысли просыпаются в нас лишь позже, при попытке описать и объяснить совершившийся поступок.

В тот миг, когда сострадание овладевает нашей душой, у нас нередко бывает ощущение, будто в нас что-то проснулось или восстало — какая-то особая сила, которая, по-видимому, долго дремала и вдруг очнулась и властно развернулась...

В душе внезапно отпали все «трезвые» соображения и «умные» расчёты; стихли все большие страсти и мелкие пристрастия; и даже опасения и страхи исчезли, словно их и не было никогда. Мы можем совершить поступок, которого раньше никогда не совершали; да и не считали себя способными к нему... Но этот поступок будет единственно правильным и исключительно верным...  Было что-то высшее и сильнейшее, что заставило нас поступить так. На нас как будто бы что-то "нашло”, "захватило”  и понесло. А подумать о себе, о своих силах, о последствиях своего поступка — у нас просто нет времени в тот момент.

Так сострадание учит человека забывать о себе и делает его поступки самоотверженными. Скорби, заботы, опасения, все трудности личной жизни — не связывают его больше; всё это отходит, хотя бы временно, на задний план. Сострадание утверждает, созидает и укрепляет духовно-личное начало в человеке. Но лично-мелкое, лично-страстное, лично-жадное, лично-порочное отодвигается в нём и уступает своё место дыханию высшей жизни. Человек становится как бы живым и радостным служителем великого и священного Дела, т.е. Божьего Дела на Земле. Кажется, будто он сбросил с себя бремя своекорыстия; или будто у него внезапно выросли крылья, поднявшие его вверх и вынесшие его из жизненного ущелья.

Совершив свой самоотверженный, сострадательный поступок, мы может вернёмся, может быть, в серую прозу повседневной жизни, так, как если бы крылья "отвалились” у нас и как если бы мы опять обречены пробираться в жизни через переулки земной жадности... Но мы уже никогда не забудем то чувство блаженной силы и свободы, которое нам дано было пережить. И если сострадание посетило нас как бы из потустороннего мира; но мы жили им, мы испытали его и всегда будем тянуться к нему.

Мы живём на земле в состоянии внутреннего раскола, от которого мы страдаем и который мы не умеем преодолеть: это расхождение между нашими лично-эгоистическими побуждениями и нашим божественным призванием, которое мы иногда переживаем как внутреннее влечение, как духовную жажду. Тогда мы оказываемся в состоянии раздвоенности, и тайное влечение — окончательно и всецело отдаться Божьему Делу — всегда живёт в глубине нашего сердца. И если бы мы предались ему всецело и окончательно, то вся наша жизнь сложилась бы из одних дел любви и сострадания, мужественной верности, радостного исполнения долга, правды и великого служения...

Но в действительности жизнь идёт иначе; мы слышим этот голос и не слушаемся его, а когда изредка слушаемся, то внутренняя раздвоенность лишает нас цельности и не даёт нам той великой радости, которую цельность души несёт с собою…

Заглохшее сердце пробуждается и... королевская мантия ложится на плечи нищего...

Королевская мантия?.. Да, ибо это я, с моим заглохшим сердцем и чёрствым нравом, я был подобен нищему, сидящему у дороги жизни и занесённому метелью повседневных забот и расчётов. Это меня Господь нашёл замерзающим и полумёртвым; и склонился ко мне, облекая меня своею Ризою как светом, как любовью, как откровением. И в акте совести человек воспринимает от Бога откровение, любовь и свет новой жизни.